Автор: Лиза РОЛСОН
Сайт: Газета "Культура" Статья: ДОМИНИК БЛАН: "В сущности, Федра - пуп земли"
Доминик БЛАН - любимая актриса Шеро. Снималась в кино у Луи Маля, Клода Шаброля, Роже Варнье и, конечно, Патриса Шеро. Только что в Париже на сцене театра "Одеон" состоялась премьера расиновской "Федры" с Доминик Блан в главной роли.
- Ваша первая встреча с Патрисом Шеро призошла в 1981 году. С тех пор много воды утекло. Тогда вы были дебютанткой...
- Когда мы встретились, я была не просто дебютанткой - я была робким заморышем. Я боялась выходить на сцену. Хотя уже работала в кино и в театре. Здесь же на меня находил ступор. А у Шеро есть такой прием: он ставит новенького перед камерой или выталкивает его на сцену и заставляет по ней разгуливать. Без всякой цели - гуляй, и все. В первый раз я походила, походила и сникла. Это чрезвычайно обрадовало Патриса. По его мнению, чем неотесаннее актер, пришедший к нему, тем лучше. Шеро считает, что в современных школах плохо учат кино и театру. И уже обученному молодому актеру сложно прививать свои методы работы. Шеро любит учить сам. И у него это действительно получается.
- Может, ему просто попадаются талантливые люди?
- Может быть, но сам он обычно приписывает заслуги себе, говоря: "Я умею учить".
- Шеро любит слово "деспотизм". И считает, что у этого определения много полутонов.
- Деспотизм - для него обычный метод работы с актерами. Если актер слушается и исполняет его волю, он просто нормальный деспот. Если нет - он становится тираном. Разница ощутима. Я предпочитаю Шеро-деспота.
- Шеро не очень церемонится с актерами?
- Он нас называет рабочим материалом. Есть в этом церемония? Или нет? Он этому материалу отец. Папа Карло! У Шеро я могу играть не задумываясь и стул, и Федру - все! У меня нет пола, имени и социального положения. Я - та, кем он хочет меня видеть.
- Впервые вы сыграли у него в театре в "Пер Гюнте"?
- Да, и вплоть до самой премьеры я думала - развернусь и уйду. Потому что режиссер - маньяк. Я никогда не видела, чтобы так жевали литературный текст. Превращали его в фарш. Как будто мы ставим радиопьесу. Произносили текст горлом, носом, легкими, причинными местами, нараспев, скороговоркой. Это был цирк, а не театр. Я думала, что актеры так и не выйдут на сцену. Когда же это наконец произошло, все встало на свои места: текст оказался наэлектризованным, заряженным, горячим. Он стал почти зримым. И мы, произнося его в экстазе, напоминали безумцев. После премьеры "Пер Гюнта" пресса сначала корректно отписывалась: мол, неплохо, есть свое видение сюжета. А потом выдохнула: "Если бы это было не современным искусством, можно было сказать: да, гениально".
- Отличный пассаж!
- Вполне. Кстати, он говорит об отношении к современному театру.
- Отношение достаточно скептическое, насколько можно судить.
- В этом - мы все, французы. Что было раньше, для нас всегда лучше настоящего.
- Разговоры о том, что современный театр дышит на ладан, вы лично не поддерживаете?
- Дело вот в чем. Наше ремесло - опасная штука. В этом я суеверна и категорична: пьесы типа "лав стори" и всякие актуальные политические сюжеты - они нынче очень нравятся публике - высасывают все соки из актерской профессии. Испытывают терпение театра. Истощают его. А наступило время, когда все политическое или суетное подогревает воображение зрителя куда больше истин, которые мы называем вечными. И на которых, как правило, держится наше искусство. Без энергетики театр, безусловно, может погибнуть. Хорошо, если у Шеро и ему подобных достаточно энергии, чтобы постоянно подпитывать искусство.
- Вы только что сыграли Федру. И это вызвало настоящую бурю в рядах поклонников современного и академического театров. Расскажите об этой работе. Она ведь, судя по всему, очень необычна.
- Да, все мечтают о Гамлете, включая женщин. Я же - о Федре. Меня в юности очень увлекал Расин. Даже не знаю чем. Он рассказывал об истинной страсти отстраненно. Словно наблюдая из-за портьеры. И никогда не идентифицировал себя с героем. То же делает и Шеро. Они с Расином - режиссеры. А мне хотелось стать одним из персонажей. Раз я уже играла Федру. В артистической студии. Но это все так, ерунда. Вместе с Шеро мы создавали свою "Федру". Просмотрели кучу иллюстраций, прочитали множество литературы, собирали ее образ по черточке. Долго не решались начинать репетиции. Шеро ворчал, что замысел его нелеп, а мне казалось почему-то, что вся труппа при виде меня в роли Федры упадет на пол от хохота.
- Так что же в конечном итоге составило образ Федры?
- Очень многое. Матисс и гравюры Пикассо. Книги современиков о Расине. Расин о современниках. Многое, всего не перечислишь. И еще - это уже было в самом конце работы, премьера уже была назначена - вдруг я увидела в каком-то глянцевом журнале снимки, сделанные в Москве во время захвата заложников. Там была фотография молодой женщины-террористки, размахивающей оружием. Женщина была ужасна, обречена на смерть. Безумна. И в то же время, может быть, как раз ее безумие подчеркивало это, она была невероятно плотски чувственна. Шеро показал на нее пальцем и сказал: "Похожа". Федра - это бомба, которая может погубить и разрушить.
- Как же вы играете такое?
- Хороший вопрос. Как играть женщину, страстно жаждущую и смерти, и любви? Не знаю. Раньше мне казалось: Федра склонна к нарциссизму гораздо больше, чем, скажем, Ипполит. Теперь мне кажется - нет. Она себя бесконечно ненавидит, но не понимает этого. Потому и разрушает все, к чему прикасается. И любовь тоже. Она разрушает одновременно свой мир и наш. Как это можно играть? На грани безумия. Как всегда играют у Шеро. Я сказала ему, что лучше бы Федру играл мужчина. Женщине труднее ее одолеть. У мужчины был бы отстраненный взгляд... А вообще Федра - пуп земли. И я чувствую, что становлюсь тем же. Знаете, один мой приятель говорил: "В сущности, актерская профессия - трата жизни. Чтобы хоть как-то оправдать это, следует время на сцене посвятить самому себе и стать самим собой!" Я обожаю эту фразу.