Будучи учеником 5-го класса, посмотрел в Московском Художественном Академическом театре спектакль «Платон Кречет» и написал о своих впечатлениях в «Пионерскую правду».
В 1943 году поступил в Школу-студию имени В.И. Немировича-Данченко при МХАТе (курс И.М. Раевского), успешно окончил её в 1947 году и был принят в театр. Дебютировал на сцене МXАТ в 1948 году, в роли Апреля в спектакле «Двенадцать месяцев».
В кино дебютировал в 1949 году в роли майора Кузьмина в фильме Григория Александрова «Встреча на Эльбе».
За эту работу в 1950 году был удостоен Сталинской премии. Этот год был значителен для актера не только присуждением ему Сталинской премии и награждением орденом «Знак Почёта». Во МХАТе он сыграл главную роль Родиона Васильцова в спектакле «Вторая любовь» по роману Е.Ю. Мальцева. Спектакль и работа Владлена Давыдова в нем были в 1951 году отмечены Сталинской премией.
Снимался в фильмах: «Встреча на Эльбе» Г. Александрова, «Кубанские казаки» И. Пырьева, «Застава в горах» К. Юдина, «Человек-амфибия» Г. Казанского и В. Чеботарева, «Выстрел» Н. Трахтенберга, «ТАСС уполномочен заявить» В. Фокина, «Освобождение» Ю. Озерова, «Сестры» Г. Рошаля, «Теперь пусть уходит» С. Алексеева, «Табачный капитан» И. Усова.
В кино актёр снимался не часто, он был предан Художественному театру, где сыграл в эти годы роли: Керкер в «Домби и сыне» Чарльза Диккенса (1953); Лорд Горинг в «Идеальном муже» Оскара Уайльда (1956); Барон в «На дне» Максима Горького (1961). Это были вводы в уже идущие спектакли, представлявшие особую трудность тем, что надо было учитывать созданную первым исполнителем трактовку роли.
В последующих работах 1960-х годов актер стал особенно интересен и глубок в сложных и внутренне противоречивых образах: Крогстед в «Кукольном доме» Г. Ибсена (1960), Тальберг в «Днях Турбиных» Михаила Булгакова (1968). С ещё большим драматизмом сыграл сложнейшую роль Ивана Карамазова в «Братьях Карамазовых» по Ф.М. Достоевскому (1966).
Владлен Давыдов — один из классических актёров «чеховского театра». В его чеховском репертуаре — Кулыгин (1968), Дорн (1969 и 1992) и Сорин (1983) в «Чайке», Лебедев в «Иванове» (1987), Серебряков в «Дяде Ване» (1988).
Всего во Московском Художественном Академическом театре,и в кино Владлен Давыдов сыграл около 100 ролей.
Всю жизнь актер собирает архив, ведёт запись событий «мхатовской» жизни во всех ее проявлениях. О своем любимом артисте он составил сборник «Борис Георгиевич Добронравов. Статьи. Воспоминания. Документы» (1983); один из составителей «Книги о Евгении Александровиче Евстигнееве» (1994).
Ряд статей принадлежит Владлену Давыдову в юбилейном двухтомнике «Московский Художественный театр. 100 лет» (1998), а также в сборниках воспоминаний о Ливанове и Смоктуновском.
К 100-летию МХАТа им поставлен телевизионный фильм «Если бы знать» и фильм о Борисе Георгиевиче Добронравове.
Супруга - Маргарита Викторовна Анастасьева, заслуженная артистка РСФСР, играет во МХАТе им. А.П. Чехова. Сын - Андрей, артист МХАТа имени А.П. Чехова.
Продолжая активно работать как актер, с 1986 года по 2001 год Владлен Семенович Давыдов трудился директором музея Московского Художественного Академического театра.
Интервью Галины Степановой с Владленом Давыдовым в газете «Совершенно секретно»:
– Где прошло ваше детство Владлен Семенович?
– Вся моя жизнь связана с Москвой. Мы с родителями жили на Смоленском бульваре в большом шестиэтажном доме между Зубовской площадью и Смоленской. Это был настоящий бульвар с громадными вековыми липами. Зимой мы даже катались там на лыжах. По Смоленскому бульвару я каждый день ходил на Зубовскую площадь в школу. Когда мы переехали со Смоленского бульвара на Погодинскую улицу, я перешел в другую школу – на Плющихе. В школу я стал ходить мимо церкви, в которой, как я узнал уже позже, венчался Чехов с Ольгой Леонардовной Книппер. Кстати, у них была оригинальная свадьба. Они обвенчались тайно, позвали только двух свидетелей со стороны жениха и невесты и тут же уехали на кумыс в Уфу.
Потом мы еще раз переехали – в дом на Дорогомиловской улице. По ней ездил на дачу Сталин. Летом вечера были светлые, и мы, мальчишки, допоздна играли в футбол. Около 9 часов вечера раздавались громкие, визжащие гудки машин, мы все выскакивали из подворотен. Наш дом стоял на повороте, и кавалькада правительственных машин медленно съезжала с Бородинского моста. Мы все уже знали, что в первой машине едет охрана, во второй – Сталин, в следующей – Молотов, а потом Ворошилов, Каганович. И Арбат, и Дорогомиловская улица – правительственная трасса – строго охранялись. По центру стояли милиционеры, а у подъездов домов – «люди в штатском». Мы их всех знали и хулиганили – подбегали и здоровались. А они не знали, как себя вести, и отворачивались.
– А когда вы полюбили театр и решили связать с ним жизнь?
– Очень рано. Сначала, как и все мальчишки, стал ходить в кино. А уже из кинотеатра «Арс» на Арбате попал в находившийся по соседству Вахтанговский театр, затем в Малый. Я побывал во всех московских театрах, но когда в 11 лет пришел во МХАТ на спектакль «Платон Кречет» с Добронравовым в главной роли, то был настолько потрясен, что написал письмо в Художественный театр. Оно попало к режиссеру этого спектакля Илье Яковлевичу Судакову. И Судаков написал одиннадцатилетнему мальчику ответ: «Благодарю за внимание... Если Вы решите стать актером, приходите экзаменоваться в наш театр...» Когда в 1985 году я стал директором музея МХАТа, мне достали из архива мое письмо, к которому была приложена копия ответа Судакова. Вот это пример того, что такое была культура Художественного театра.
И с детских лет я мечтал стать актером этого театра. Я видел все спектакли, которые шли в довоенном МХАТе. По многу раз смотрел «Вишневый сад», «На дне», «Дни Турбиных». Моими любимыми актерами были Москвин, Качалов, Добронравов. Когда я уже учился в школе на Плющихе, в 1937 году прошли первые выборы в Верховный Совет СССР. И от нашего Фрунзенского района кандидатом в депутаты был выдвинут Иван Михайлович Москвин. Мне, как завзятому театралу, поручили сделать стенгазету с его биографией. С тех пор прошло шестьдесят семь лет, а эта реликвия моего счастливого детства до сих пор у меня хранится. После выборов я сочинил длинное письмо Москвину, спрашивал его, как стать артистом. Он мне в ответ прислал фотографию с надписью: «Владику Давыдову на добрую память с просьбой хорошо учиться».
Этот ответ не очень меня вдохновил. Потому что больше учебы я увлекался занятиями в нашем драмкружке. Как-то мы ставили пьесу Островского «Без вины виноватые». Я посмотрел спектакль в театре Вахтангова, в котором Кручинину играла Анна Орочко, а Незнамова – Владимир Москвин, сын Ивана Михайловича. Я набрался смелости и попросил Ивана Михайловича: «Мне очень нравится, как Владимир Иванович играет роль Незнамова. Я тоже играю эту роль в драмкружке. Мне хотелось бы, чтобы он нам помог». Москвин ответил: «Очень хорошо. Вот тебе его телефон, позвони, и он придет». Владимир Иванович действительно пришел. Позанимался с нами, и это нам очень помогло: с тех пор наш драмкружок выступал во всех конкурсах.
– Поступив в 1943 году в Школу-студию при Художественном театре, вы через некоторое время стали секретарем Василия Ивановича Качалова. Как это произошло?
– Одним из наших учителей и духовных наставников был замечательный театровед, историк театра, писатель Виталий Яковлевич Виленкин. Он очень внимательно ко мне относился. Он знал, что Качалов мой кумир и что я жил в то время очень трудно. Кроме того, он знал, что я человек дотошный, с 1938 года веду дневник, записываю интересные разговоры... Вот он и предложил мне стать секретарем Василия Ивановича. Я стал выполнять разные поручения Качалова, помогал ему вести переписку. Но, конечно, это был еще и своеобразный повод, чтобы материально помочь студенту. Василий Иванович подарил мне фотографию с надписью: «Милому талантливому Владлену Давыдову с любовью и благословением. Василий Качалов». Для меня это икона.
Качалов подписал некоторым студентам, в том числе и мне, дипломы об окончании Школы-студии. А когда я репетировал Дон Жуана в «Каменном госте» – а он играл эту роль в 1915 году, – он сделал такую надпись на своей фотографии в этой роли: «Был до гроба влюблен Дон Жуан в Дон Инесс. В Дон Лаур и Дон Анн. А тебе мой завет – Дон Владлену: ты влюбися еще в Мельпомену». Вот такие лирические шуточные стихи. У меня еще много фотографий, которые он мне надписал. На одной просто: «Владлену с сердечной любовью. Василий Качалов».
Это меня очень поддерживало морально. В голодное послевоенное время он просто спас мне жизнь – отправил в санаторий, нашел знаменитых врачей-профессоров.
Качалов был для меня идеалом актера, интеллигента, гражданина. Много лет после того, как его в сентябре 1948 года не стало, в его день рождения и в день смерти мы собирались в доме его сына, Вадима Васильевича Шверубовича.
И еще я очень любил Бориса Добронравова. Видел, как он впервые исполнял роль царя Федора, – тогда я сидел в зрительном зале. А 27 октября 1949 года я был занят в том «Федоре», который Добронравов не успел доиграть. Перед последней картиной он прямо на наших глазах подошел к железной двери, которая вела со сцены за кулисы, не смог открыть ее и упал. Ему было тогда 53 года.
Дружил я и с Борисом Николаевичем Ливановым, общался с Аллой Константиновной Тарасовой. Мне повезло с великими.
– На «Мосфильм» вы впервые попали еще студентом?
– На втором курсе, в 1944 году, нас послали в подмосковное Пестово в подсобное хозяйство Художественного театра – на трудовой фронт. Там я познакомился с замечательным киноактером Николаем Ивановичем Боголюбовым. Он дал мне записку для своего друга, режиссера Константина Юдина, снимавшего тогда фильм «Близнецы». С этой запиской я и пришел на «Мосфильм». В его лабиринтах я встретил какую-то девушку, спросил у нее, как мне найти режиссера Юдина. Она повела меня по коридору, мы вошли в комнату. Я говорю: «Вот у меня записка Юдину...» Мне говорят: «Это группа фильма «Без вины виноватые». Там сидел второй режиссер фильма Левкоев, который мне и сказал: «Мы сейчас пробуем артистов на роль Незнамова. Сколько вам надо дней, чтобы выучить текст?» А я знал текст, потому что в драмкружке играл эту роль. Меня сразу отвели в павильон, сделали пробы, потом начали репетировать.
В главной роли снималась Алла Тарасова. Она пригласила меня к себе домой, мы с ней репетировали. Она даже шутила: «Я боюсь с тобой сниматься, ты так похож на меня, что когда выйдет фильм, будут говорить что у Тарасовой нашелся незаконный сын...»
Но я был тогда студентом, и мне трудно было получить разрешение на съемки. Я пошел в дирекцию и сказал: «Мне предлагают сниматься в фильме «Без вины виноватые». Почти все роли там играют артисты нашего театра». Мне говорят: «Как же это вы без разрешения снимались в пробах? Вы же еще не актер. Потом сниметесь в кино, зазнаетесь. Мы против». А это была моя любимая роль, и любимая актриса Тарасова должна была играть мою мать. Я решил посоветоваться с Василием Ивановичем Качаловым. Он говорит: «Роль в пьесе Островского в кино? Это очень интересно. И не разрешают? Дорогой Владлен, запомните мой совет. Никогда не портите отношения с дирекцией. Раз не разрешают, надо отказаться».
Я отказался и уже потом узнал, что мой друг и однокурсник Володя Дружников приглашен на эту роль. Он тоже ходил в дирекцию, и ему тоже не разрешили съемки. Но он решил сниматься, ушел из Школы-студии и стал киноактером.
Но эта кинопроба дала мне путевку на «Мосфильм». Тогда все пробы смотрел худсовет, мои пробы увидели и после этого стали приглашать пробоваться в другие фильмы.
– Славу вам принес фильм Григория Александрова «Встреча на Эльбе», где вы снимались с великими артистами – Любовью Орловой, Борисом Андреевым...
– Для меня «Встреча на Эльбе» – как первая любовь. Григорий Александров – мой первый учитель и «крестный отец» в кино. Он в меня поверил, и это меня вдохновляло и окрыляло. Меня пробовали на три роли: немецкого учителя Курта Дитриха, американского майора Джеймса Хилла и полковника Кузьмина. Последняя проба была с Любовью Петровной Орловой. Григорий Васильевич пригласил меня к себе и сказал: «Дорогой Владик! Нам очень нравятся ваши пробы, но вам всего 24 года, а тут роль полковника. Есть предложение Любови Петровны разжаловать вас в майоры». Так Любовь Петровна «разжаловала» меня из полковников в майоры, и я стал сниматься в этом фильме.
Замечательный русский богатырь Борис Андреев играл моего адъютанта. Он мне говорил: «Владленушка, выйдет фильм, все узнают, какой ты великий артист. Играй смело».
Фильм вышел на экраны в 1949 году и имел колоссальный успех. В это время в стране царила радостная послепобедная эйфория. Но уже начиналась «холодная война», и фильм предвосхищал многие политические проблемы. Мой герой, советский офицер, говорил, например, такие слова: «Мы за единую, демократическую, миролюбивую Германию». С точки зрения художественности это уникальный фильм. Кадры послевоенного Кенигсберга лучше всяких рассказов свидетельствуют о том времени. Фильм снимал легендарный оператор Эдуард Казимирович Тиссе, начинавший свою карьеру еще с великим Эйзенштейном. Когда мы приехали в 1948 году в Кенигсберг, город стоял разрушенный. Многие дома были без крыш, без окон. Когда на эти дома падал лунный свет, то они со своими выбитыми окнами были похожи на черепа с пустыми глазницами. Было лето, июнь, цвела сирень, во дворах благоухали липы, зелень прорастала повсюду, даже на крышах оставшихся домов. То, как снял это Тиссе, – уникальный памятник войне.
– А как складывалась ваша жизнь в театре?
- Есть такое известное выражение, что театр это верная, хотя, может быть, и немолодая жена, а кино – красивая, молодая, но неверная любовница. Тот же Виленкин мне сказал: «Владик, важно, чтобы артист родился, а где он родился – в театре ли, в кино, – это уже не имеет никакого значения». Так вот, мое рождение как известного актера произошло в кино. И, конечно, моя карьера началась именно с кино. Она бы, конечно, состоялась и в театре, но, возможно, не была бы такой яркой. Василий Иванович Качалов – великий артист, но он почти не снимался в кино, и его никто не знал, кроме московских зрителей.
– Успех в кино помог вам в театре или наоборот?
– В Художественном театре была традиция. Чтобы молодые актеры не зазнавались, они играли в народных сценах. Я, например, со своими молодыми коллегами был занят в ролях лакеев в спектакле Станиславского «Горячее сердце». А на лакеев там еще надевали попону, и получалась такая лошадь из трех человек. Голову играл Алексей Покровский, я – туловище, а хвост – Володя Трошин. У него была Сталинская премия. У меня – две (за кино и за театральный спектакль «Вторая любовь»). То есть на троих у нас было три Сталинские премии, и вот так мы играли лошадь.
Я был занят в великом спектакле Немировича-Данченко «Воскресение». В программке было написано: «Лакей графини Чарской – лауреат Сталинской премии В. Давыдов». Я выносил на подносе визитную карточку, у меня не было ни одного слова. Графиню Чарскую играла Книппер-Чехова. Она говорила: «Ну, это прескучный господин, я приму его после». И я уходил.
Затем я вновь выходил, опять молча, и приносил на серебрянном подносике письмо. Потом еще вывозил на столике чай. При каждом выходе мои поклонницы начинали хлопать или хихикать. Это, конечно, мешало актерам в этой сцене. В конце концов одна из актрис сказала: «Или я, или Давыдов» – и меня с этой роли сняли. Потом уже я играл в этом спектакле одну из главных ролей, «от Автора», первым исполнителем которой был Василий Иванович Качалов.
Художественный театр я застал в самом расцвете. Играли старики – Москвин, Качалов, Книппер-Чехова, Тарханов... В полной силе было «второе поколение» – Тарасова, Добронравов, Хмелев, Ливанов, Андровская, Еланская. Потом, в 60–70-е годы, я был занят во всех чеховских пьесах, играл в «Иванове», «Дяде Ване», «Трех сестрах», до сих пор играю в «Чайке».
– Почему вы не ушли в другой театр?
– Я любил МХАТ. Я всегда жил только этим театром. Хотя, например, меня приглашал Царев в Малый театр и предлагал сразу, в одном сезоне, роли Незнамова и Чацкого. Я очень любил «Современник», смотрел все спектакли, нахваливал театр и Ефремова у нас во МХАТе. Алла Тарасова даже мне сказала не без иронии: «Если тебе так нравится «Современник», переходи туда». Я ей говорю: «Алла Константиновна, но я хочу, чтобы у нас в театре было так же интересно, как там».
Владлен Семёнович Давыдов ушел из жизни 30 июня 2012 года в Москве.