В 1976 году Юрий Григорьев окончил театральное училище им. Б.Щукина. Во время учебы в училище начал сниматься в кино.
В его фильмографии 15 работ, среди которых роли в фильмах: «Анискин и Фантомас», «Призвание», «Белый Бим - Черное ухо», «Поговорим, брат...», «Женатый холостяк», «Груз без маркировки», «Гостья из будущего».
В РАМТе с 1976 года. Занят в спектаклях текущего репертуара: «Берег утопии», «Лоренцаччо», «Приключения Тома Сойера», «Принц и нищий», «Сотворившая чудо», «Таня». Играет главную роль в премьере нынешнего сезона «Приключения капитана Врунгеля». Ведущий телепрограмм «Спокойной ночи, малыши!», «Шишкин лес», «Доброе слово», «Сказки и истории», «Аты-баты».
Ведущий передачи «Спокойной ночи, малыши!».
Интервью Ольги Курсковой с Юрием Григорьевым, январь 2010 года: «Семья и театр – главное в моей жизни»
Знаменитый дядя Юра из «Спокушек», пришел в РАМТ сразу после окончания театрального училища имени Б.Щукина. Кстати, в «Спокойной ночи, малыши!» его взяли «за добрые глаза», увидев его портрет в фойе театра. Он тогда и подумать не мог, что все свое творчество посвятит детям…
- Как все начиналось?
- У меня и с театром взаимоотношения возникли только в восьмом классе. В это время в Советском Союзе была телевизионная программа «Алло, мы ищем таланты!». Вторя ей, в школах тоже начали проводить «Мы ищем таланты!». И нашли Юру Григорьева и его друга Сашу Осколкова. Как с первого класса сидели за одной партой, так мы до сих пор с ним и дружим. А тогда на два голоса читали юморески Лившица и Ливенбука «Массовка» и «Субботний день». Очень они нам нравились. Выезжали «агитбригадками» в воинские части и «на ура» играли концерты. Вот с этого началась моя актерская деятельность.
- Интересна история Вашего поступления в театральное…
- Я из семьи москвичей, но жили мы тогда в из-за службы отца в.Риге. А на каникулы приезжали в Москву. Тем самым летом, когда я окончил восьмой класс, знакомый нашей семьи, доцент медицинских наук Иван Семенович Хорол привел меня на прослушивание – ни много - ни мало - к Цецилии Львовне Мансуровой - нашей первой и самой лучшей принцессе Турандот!
А после десятого класса я снова приехал в Москву и поступил в Щукинское училище к удивительному, потрясающему педагогу Юрию Катину-Ярцеву. Нам категорически запрещали сниматься, но мне и Жене Симоновой Юрий Васильевич разрешил. Он считал, что это поможет нашему внутреннему раскрытию.
- Как же так получилось, что судьба привела Вас в Центральный детский театр?
- Не знаю, как сейчас смотрят студентов, но в те годы это была ужасная процедура. Я до сих пор помню эту унизительную сцену в театре Станиславского, когда пришли какие-то люди и во время нашего показа разговаривали между собой. А в конце каждого выступления говорили: «Сыграл уже? Ну тогда следующий»…
Но было два потрясших меня показа. Первый - во МХАТе, когда нас смотрели Олег Николаевич Ефремов, Вячеслав Михайлович Невинный и Евгений Александрович Евстигнеев. От них исходило бесконечное внимание и уважение к тем, кто показывает свои маленькие силёнки. После показа мне просили передать, чтобы я пришел через неделю. А через день или два я сам договорился о показе в Детский театр. Нас смотрели Иван Дмитриевич Воронов и Владимир Кузьмин, тогда главный режиссер ЦДТ, приехавший в Москву из Новосибирска. Они смотрели так же внимательно, с уважением и интересом, как во МХАТе. А после сказали: «Завтра утром мы Вам обязательно позвоним. Ждите». Я, конечно, ждал. И буквально этим же вечером мне позвонила Лёнина Евгения Михайловна, зав. репертуарной частью и сказала, что меня берут. Так началась моя жизнь в театре.
- Когда Вы начали свою учебу, какие у Вас были ожидания от будущей профессии?
- Поскольку меня сразу после первого курса отпустили на съемку, да еще к режиссеру Игорю Шатрову, у которого совсем недавно вышла нашумевшая картина «Мужской разговор»… все это, конечно, вскружило голову, и ожидания были большими. Потом вышел фильм «Поговорим, брат», который стал «Картиной года». О себе в тот момент много чего подумалось. Это не было, конечно, звездной болезнью, как сейчас у молодежи, которая в непонятных сериалах мелькнет и уже думает, что «я супер-пупер». Но внутри все-таки было такое «ну, значит, получается!» Но сейчас, уже оглядываясь, я понимаю, насколько я мало чего знал и умел. В картине «Поговорим, брат» моя роль - Митьки Кокорина - вся сделана Юрием Степановичем Чулюкиным. Это был уникальный режиссер и немыслимой энергии человек, который, к сожалению, трагически погиб.
- Как дальше складывалась Ваша кинокарьера?
- Когда я снялся у Самвела Гаспарова в фильме «Хлеб, золото, наган», он позвал меня в свой следующий фильм-вестерн, - но я отказался… И дальше начал отказываться от однотипных ролей. Не было тогда у меня старшего наставника, который сказал бы: «Юра, нельзя отказываться, надо сниматься!». Потому что однажды просто перестают приглашать и о тебе забывают.
И я стал заниматься концертной деятельностью. Помню, в Калининской филармонии показывали композицию «Мой враждующий друг». Зоя Коляскина, солистка этой филармонии, была за фортепиано, а я читал потрясающие стихи Ахматовой, Гумилева и Блока…
- Может быть хорошо, что Вы выпали «из обоймы» в свое время?
- С одной стороны, безусловно, да, - я не снялся во многих плохих картинах. Хотя с другой стороны, - вот парадокс - сейчас смотришь эти картины и, понимая их слабость, все равно смотришь с радостью, потому что в них есть потрясающий положительный заряд. Сейчас нет таких фильмов. На «Золотом Витязе» приводили данные, сколько на наших телеканалах показывают убийств и трупов за сутки. Страшно сказать – около 1370 раз в день!
- То, чем Вы сейчас заняты на телевидении, противопоставляется тому негативу, который сегодня на ТВ есть. Уйдя из кино, Вы как бы воплотились вновь на телеэкране, но уже в новой миссии.
- Телевидение – это чудовище, при помощи которого сегодня запугивается население, а такие православные каналы, как «Радость моя» и «Союз», дают возможность нести доброту и любовь людям. До сих пор я чувствую отдачу от зрителей «Спокушек», которые я когда-то вел. Когда езжу на гастроли, ко мне часто подходят взрослые: «Ой, дядя Юра, здравствуйте. Мы так рады были Вас повидать! Дети-то наши сейчас уже «Спокойной ночи» не смотрят. А мы как будто в детство вернулись».
А на Пасхе в Ирусалиме ко мне подходили с благодарностью уже за новые передачи, которые я делаю на спутниковом православном канале «Радость моя». Знаете, почему «Радость моя»? Так здоровался батюшка Серафим Саровский. Он говорил: «Христос Воскресе, радость моя». Так мы и назвали наш канал. Работать на нем - такая отдушина. У нас даже есть свой храм, внутри студийных помещений. Каждый день там идут литургии. Перед работой ты можешь зайти в храм, попросить помощи Божьей в работе, приложиться к праздничной иконе, написать поминальную записочку, поставить свечу.
- Какое, по вашему мнению, должно быть детское телевидение?
- Талантливым. А люди, которые его делают, должны быть профессионалами. Необходимы и развлекательные, и обучающие программы для разного возраста. Поэтому мы и создали передачу «Шишкин лес» - аналог «Спокойной ночи, малыши!» - только с другими сказочными героями: мышонком Шуней, волчонком Зубком, мудрой совой Матильдой Леонардовной, Енотом Енотычем и котенком Коксиком. С ними мы имеем возможность и говорить о каких-то воспитательных вещах, и пошутить. Должны быть также научно-популярные передачи для детей, чтобы помогать ребятам познавать мир, но с православных позиций - доброты, справедливости, любви. Главное, чтобы, посадив ребенка к телевизору, можно было не бояться, что он увидит там что-то пошлое, вульгарное, не полезное для детской души, агрессивное и раздражающее.
- Какое место в вашей творческой жизни занимает театр?
- Семья и мой родной театр – это главное в моей жизни. Я с большой радостью езжу на гастроли, очень люблю сниматься. Но все-таки театр - это отдушина и основное место работы. Актер свою профессию познает в первую очередь, в театре. И, слава Богу, я пока продолжаю в нем работать, и на сегодняшний день ни о чем другом не думаю.
- В каком репертуаре вам комфортнее – детском или взрослом?
- Так уж сложилось, что вся моя жизнь посвящена работе для детей - в театре, и на телевидении, и на сцене, поэтому для меня детский репертуар ближе. При этом взрослые спектакли мне, конечно же, тоже интересно играть. И то, что они взрослые, отнюдь не значит, что они – не для детей. Когда Алексей Владимирович Бородин пришел в наш театр, он говорил: «В детстве меня мало водили в ТЮЗ. Меня водили на хорошие спектакли, не важно взрослые или детские. Там вместе с родителями я возрастал умом и духовно, и душевно.
Я познавал этот мир на хороших образцах театрального искусства». И я вспоминаю, когда мы показывали «Прости меня» Астафьева, его смотрели школьники, притом, что это для них рановато. Но они понимали, что идет серьезный взрослый разговор о важных вещах и понятиях. И при этом, наверняка, приобретали какие-то знания, которые им понадобятся в жизни.
- Есть такие роли, которые Вы до сих пор мечтаете сыграть?
- Мне бы хотелось побольше играть классики. Сколько я сталкивался с классикой – и когда мы играли Гёте, или «Отверженных» Гюго, или даже маленькую сценку в «Шутниках» Островского – это всегда была огромная радость. И, конечно, хотелось бы столкнуться с материалом Шекспира.
- Артист, выходя на сцену, получает энергию от зала. Но в то же время публичная профессия забирает много сил.
- Что поделать, такая профессия. Ты тратишь на свою роль столько, сколько она требует. В конце спектакля бывает и физическая усталость, и душевная. Но в конце я всегда получаю мощную отдачу от зрителя. Эта отдача дорогого стоит, ради нее, во многом, мы, артисты, и существуем.